|
Михаил Львович Этельзон родился в Виннице в 1959 году.
Молодые годы провёл в Санкт-Петербурге (Ленинграде), где
получил высшее техническое образование. С 1989 года живёт в
Нью-Йорке. К серьёзной поэзии пришёл сравнительно недавно.
Печатается в литературном журнале «Слово-Word», участник
коллективных поэтических сборников, изданных на двух
континентах. Готовит к публикации книгу стихотворений и
поэм. Стихотворение «Осенние звуки» принесло автору звание
лауреата на Международном поэтическом конкурсе «Золотая
осень» (2004 г.), финал которого проводился в г. Смоленске.
Моллюск
Не причитаю, не молюсь я,
почти раздавленным моллюском,
за плоской раковиной – мускул –
таюсь и таю, пью настой.
Моим друзьям и домочадцам
не докричать, не достучаться –
не понимают и дичатся,
ещё пуская на постой.
Они меня не запирали –
по лабиринту, по спирали
я
сам укрылся от пираний
за створки губ – за их броню.
Я
обрастаю, словно остров,
слоями рифов и коростой,
и
мысль – песчинку или россыпь –
в
себе лелею и храню.
Меня течение сносило
и
затеряло в слое ила;
я
собираю соль и силы
из перламутровой росы.
Среди потоков лжи и желчи
мне чистый голос сверху шепчет...
Я
жду, когда созреет жемчуг
ещё нечитанной красы.
Осенние звуки
«Где сосны –
мачты будущего флота...»
И. Северянин
Приходит осень, осень, осень!
И осеняет мачты сосен,
и осиняет неба зонт.
А ветер птиц уже уносит,
и косяками стаи косит
за горизонт, за горизонт...,
...он парусинит пару сосен,
а первый иней, словно проседь,
синявит просеки пробор.
И облака на лес просели,
и обволакивают ели,
туманя еле сонный бор.
Опали розы – словно пьяны –
в опале чёрной, фортепьянной
печальны летние цветы.
Но распускаются под ливнем
среди газонов улиц длинных
цветы осенние – зонты!
Играя Баха или Листа,
летают листья – лисьи листья –
по сентябрю, по сентябрю.
И в ожидании осина –
под небом сонным, небом синим –
дрожит осенне на ветру.
Бросает осень листья оземь!
И светофорит: озимь! озимь!
Спасает листья до весны.
А листья землю засыпают,
и под ногами з а с ы п а ю т,
и чуть храпят, и видят сны...
Ах, осень! – сыграна соната,
лишь сосны – мачтами фрегата –
плывут по лесу средь осин.
И я сегодня Северянин! –
и Сентябрянин, Сентябрянин! –
сентиментален утром ранним
и по-осеннему раним...
Мне снится город
Мне снова снится чёрно-белый город,
где дождь и ветер днём и ночью спорят,
и тучные под тучами соборы
бросают в небо взгляд и якоря.
Над городом казанские погоны,
под городом казанская подкова,
и нет ему ни счастья, ни покоя,
не светит солнце, звёзды не горят.
Там здания поют, как менестрели –
в России дети Росси и Растрелли,
осколками и временем расстреляны,
как кони рвутся в небо триста лет.
Они глядят на улицы и скверы,
каналы, магазины и таверны,
пустые окна, запертые двери,
ещё не веря – нас там просто нет.
Там площади доходят до каленья,
и речка омывает им колени,
смывая кровь, века и поколения,
бледнея вместе с небом по ночам.
Мосты разводят медленно руками –
они в недоумении веками,
как нами полированные камни,
о многом вспоминают и молчат.
Заливом город горло заливает,
ползёт на насыпь, валится на сваи,
моллюском наплывает, уплывая
от нами переполненных могил.
Себя, как алкоголик, город губит,
Невы-нные к заливу тянет губы,
и пьёт, и тонет в нём бетонной губкой,
сигналя в трубы дымом: «Помоги!»
Мы городу ночами тоже снимся,
стоящие на старых фотоснимках,
застывшие, похожие на сфинксов,
следы и слепки, тени на стене.
Гулявшие от Всадника до Сада –
от Летнего до Зимнего фасада,
и городу и горько и досадно,
что он уплыл и нас на месте нет.
Там шпили и соборы в небо тычут,
прокалывая, будто шею бычью,
стреляя в тучи, словно в стаи дичи, –
и тучи с неба падают дождём.
Мы были в этом городе моложе,
хотели бы вернуться, но не можем,
и город не вернётся в город тоже –
его никто из нас... уже не ждёт.
Зимаtc "Зима"
Покрылось снегом побережье…
И
успокоилась вода –
и
бьётся волнами всё реже –
почти жива под коркой льда.
Пустует пляж и даже чайки
ушли, покинув снежный брег;
и
лишь одна парит в печали
и
тенью падает на снег.
Крылом отталкивая холод
и
гордо голову подняв,
по снегу тихой тенью ходит;
вверху – одна, внизу – одна...
Чернеют редкие вороны,
как буквы на пустых листах,
и
в седине деревьев кроны,
как первый иней на висках.
Покой пронизывает душу,
а
солнце радует лучом,
и
мир становится воздушным,
и
все заботы – нипочём.
Зима ещё не отступает,
поёт органом ветер-Бах,
но под лучом снежинка тает,
как слово тает на губах...
Сколько поэту ни пыжиться
Сколько поэту ни пыжиться,
жизнь его – тонкая книжица.
Жизнь его, если и томики,
больше для полки,
как слоники:
красные, чёрные, белые...
спелые
и
неуспелые.
Собраны, избраны, изданы,
как это принято издавна:
дарятся близким с надеждою –
дальним бы,
больше бы,
прежде бы...
Гладятся и почитаются,
только никем не читаются... |
